Экскурсионный метод познания: образование по-израильски

М.В. Волкова 

С некоторой  регулярностью,  так или иначе, всплывают немного разные, но все-таки похожие вопросы. Ну, например. В ботанике, археологии, фольклористике, геологии, этнографии (список можно продолжить самостоятельно) приняты учебные и исследовательские экскурсии и экспедиции, как студентов, так и маститых ученых и практиков. А в педагогике? Почему нет? Разве это не важно – пройти своими ногами по мемориальным местам Рима, следам, щедро оставленным Марией Монтессори по всему городу? Посетить лучший в мире Педагогический музей имени Яна Амоса Коменского на его родине в Праге? Знаете ли вы в Москве места, связанные с жизнью С.Т. Шацкого, бывали ли вы в Обнинске, видели ли вы своими глазами то, что еще осталось от его коммуны «Бодрая жизнь»? 

Или подойдем к проблеме с другой стороны. Довольно часто можно видеть описание современного состояния (чего-либо) «по сравнению с 1913-м годом». Так вот, до революции в гимназиях существовало непреложное правило: учитель гимназии был обязан в течение каждых пяти лет посвятить полгода (за один раз или разбивая полгода на части) зарубежным поездкам с целью ознакомления, как мы сейчас бы сказали, с передовым опытом, а также повышения квалификации в преподаваемых им в гимназии предметах. Учитель истории мог поехать в «Древнюю Грецию» или «Древний Рим», учитель рисования – в итальянские художественные музеи, учитель иностранных языков – в страну преподаваемого языка, учитель ботаники – записаться в экспедицию на Памир для изучения высокогорных растений… Александр Петрович Нечаев, доктор философии, психолог, будучи одно время и директором школы, возвратившись с Международного психологического конгресса в Австралии, свой первый отчет о поездке сделал в своей родной школе, рассказав гимназистам о жизни австралийских аборигенов. А второй – коллегам, в Психологическом обществе, собственно о Конгрессе.

            Что произошло? Почему так сильно изменилось отношение к учителю и забота о его уровне профессионального самочувствия?.. Кто может помочь учителю чувствовать себя достойным профессионалом и современным специалистом в области образования? Конечно, понемногу мы сами возвращаем себе необходимые атрибуты жизни: релаксацию после трудного учебного года на море, посещение всемирно известного художественного музея, общение с коллегами внутри страны и собратьями по профессиональному сообществу за рубежом, реальное и виртуальное. И даже поездки «по обмену опытом» и участие в международных мероприятиях. Их (пока) немного, но они есть. И всё же нашу экспедицию в Израиль в марте 2013 года я уверенно отнесу к разряду абсолютно уникальных.

            Группа собралась – вот совершенно такая, как надо. Нас было 19 человек, и в выделенном нам на все 10 дней уютном автобусе было ровно 19 пассажирских мест. Среди нас были молодые и не очень, учителя школ и учреждений дополнительного образования, вузовские профессора, административные работники образования, сотрудники Малой академии наук «Интеллект будущего», мужчины и женщины, энтузиасты и скептики, из европейской и азиатской части России, столичные и провинциальные (Москва, Обнинск и Балабаново Калужской области, Ковров Владимирской области, Вологда, Астрахань, Самара, Томск).Все 10 дней мы прожили как «три в одном», то есть, без преувеличения, можно считать, что провели в Израиле насыщенный месяц. Каждое утро в течение 6 дней, а также пару вечеров,  у нас проходил семинар «Стратегии развития образовательной организации», и хотя он длился ежедневно пару часов, с ответственностью могу заявить, что материал в нем был дан – если, конечно, его использовать – на полноценный месяц работы. Это – первое из «трех в одном».

            Второе – это насыщенная экскурсионная программа, которую подготовила принимающая нас сторона – Елена Шпигнер и (говорят, лучший гид по Израилю, и этому мы получили не только собственные подтверждения, но и отнескольких независимых сторон) Слава Ким. Мы буквально проехали всю страну – с севера на юг. Конечно, это было бы неслыханной дерзостью, сказать, что мы видели весь Израиль. Но обоснованно дерзко мы можем заявить, что видели больше и лучше, чем можно увидеть страну в стандартном экскурсионном туре. Для каждого в экскурсионной программе нашлось свое, особое место, которое «попало» в самую глубину личности и оставило только ему адресованные послания: для кого-то это был день, проведенный в святых местах Иерусалима и Вифлеема, омовение в Иордане, для других – руины древнего города Кейсарии, для третьих – потрясающая естеством природа озера Кинерет или пустынного заповедника Тимна-парк… Вечерний Старый Яффо.  Масальский сад, где случилось чудо исцеления Марии Магдалены. Бхайские сады. Мертвое море. Курортный город Эйлат и Красное море. Ночевка в пустыне, в гостях у бедуинов…

            И, наконец, подбираемся к самому главному, ради чего начинались писаться эти заметки. Материалы семинара «Стратегии развития образовательной организации» остались у каждого участника в форме компьютерной презентации; в принципе, такой семинар может успешно и полезно пройти и без выезда в другую страну. Экскурсионная программа – так или иначе, с помощью турагентства или друзей, которые у многих теперь живут в этой стране, выполнима в другое время и в другой компании. Но вот третий компонент этого нашего «одного целого»…

            Ежедневно мы оказывались в местах, в которые обычные туристы даже и не додумаются заглянуть. А захотят – так и не смогут. Стараниями нашей Лены Шпигнер и благодаря ее личным связям с различными организациями, имеющими отношение к системе образования, мы получили неоценимый опыт, нам удалось из первых рук и уст принять щедро подаренные нам кусочки, которые у каждого сложились в мозаичное полотно представлений о том, как учатся дети и взрослые в этой стране, как работают те, кто учит, и то, что и как мы получили, поистине бесценно. Правда, нам можно позавидовать: наверняка многие из читающих этот материал были или еще будут в Израиле, но ТАКОГО не будет, конечно, уже никогда: наше событие постоянно напоминало нам о том, что оно происходит только «здесь и сейчас», оно неповторимо. Неповторимо – это не значит, только восторги. Это не значит вообще никакой единодушной (в группе) и единой (в душе каждого) оценки того, что он увидел и понял. Поэтому – только кусочки той мозаики, разрозненные, иногда противоречивые, неоднозначные, но точно другие. Другие по сравнению с тем, как мы привыкли воспринимать систему образования в нашей стране.

            Итак, наш первый визит в демократическую школу в Хедере. Входим во двор школы, заходим в помещения. Шок. Шок от того, как всё по-другому. Вот потолочная плита отвисла и может упасть. Вот торчит кусок проводки. Нет изысканной чистоты. Наши принимающие к началу учебного года комиссии точно такую школу не приняли бы. Большинство детей во дворе (по-нашему, так это летняя погода). И все же, гостеприимно сами дети, без суеты и с достоинством встречают нас, угощают чаем, кофе, сладостями, мы рассаживаемся, и пришедшие взрослые (учитель, учительница, а по совместительству мама) начинают нам рассказывать про школу. Нет обязательного требования приходить на уроки. Ты можешь приходить в школу, не заходить в класс. Но в какой-то момент ты начинаешь понимать, а в этом тебе обязательно помогут друзья-сверстники и друзья-преподаватели, что ты хочешь в будущем, и тогда появляется цель сдать выпускные экзамены, получить аттестат… и человек сам заходит в класс, сознательно, понимая, зачем он сюда пришел. Вот во время рассказа учителя двое помогающих в приеме нас юношей тихо переговариваются, а потом один выходит. Представляю себе, как на это прореагировала бы наша школа! Но, если честно, юноши говорили между собой так тихо, что никому не мешали, вышел один из них тоже малозаметно. И, что самое главное, зашел обратно в класс вовремя – никого не подвел, не заставил себя ждать – ведь у него была далее важная миссия, он был одним из «экскурсоводов», которые провели нас маленькими группами по 3-4 человека по школе. Самоорганизация, самодисциплина. В школе настоящее самоуправление – и школьный комитет в самых критичных случаях решает, будет ли учиться какой-то ребенок в этой школе. (Поэтому в школе практически нет серьезных, угрожающих физически и психологически конфликтов среди учеников.) И (!) будет ли работать в демократической школе какой-то педагог, допустивший серьезную педагогическую ошибку… Да-да.

            Впечатлениями делится Т.В. Ляшко: «демократическая школа – поразила тем, что дети, приходящие сюда, от 5 до 17 лет, полностью свободны в своём выборе, как сиюминутном, так и в долгосрочном. Каждый ребёнок сам определяет, идти ему на урок или не идти, решает, займётся он сейчас лепкой или игрой на гитаре или просто пойдёт играть в волейбол, или посидит в комнате для общения, или поиграет с младшими. Никто ни к чему не принуждает! Программа? Каждый определяет, когда и что изучать. Совсем взрослый может начать изучать арифметику – он только сейчас понял, что это ему нужно! Дети, которые сопровождали группы наших педагогов по территории школы, были русскоговорящими. Рассудительные, спокойные, открытые – отвечали на все вопросы, которые просто «распирали» каждого из нас. За каждым ребёнком закреплён педагог, который отслеживает его настроение, готов ответить на те вопросы, которые задаст ему ребёнок. При этом педагогов как будто и нет. В школе есть несколько комиссий, которые управляются детьми, в том числе, например, комиссия по встрече делегаций. Есть комиссия, которая решает спорные вопросы. Дети могут поднять вопрос о соответствии учителя, если он груб или некомпетентен, на комиссии могут рассмотреть вопрос о его увольнении, и даже директор не отменит этого решения… При этом школа аттестована. Дети получают такие же документы, как и в других образовательных учреждениях, сдают тесты, осознанно выделяя время на изучение нужных тем и предметов.Наверное, многие из российских школьников сказали бы, что хотят в такую школу! Но вот вопрос, готовы ли они к такой самостоятельности, к полной ответственности за себя и свои действия. В каждый момент осознавать, чего ты хочешь – и реализовывать это – непростая задача, этому учат взрослых на специальных тренингах. А они вырастают с этим «потоком желаний», регулируют его».

Вот другой камешек мозаики педагогических впечатлений. Посещение кибуца «Ардуф». Кибуца, живущего по антропософским принципам Р. Штайнера. В кибуце живут 50 детей-сирот, 50 умственно отсталых людей разного возраста, 50 инвалидов, 50 людей, имеющих проблемы психического здоровья. Обо всех них заботятся нормальные, здоровые жители кибуца. А нормальные, здоровые дети не только кибуца, но и близлежащих поселений ходят в Вальдорфскую школу. Нас накормили обедом, приготовленным в полном соответствии с принципами антропософии. В школе нас ждала и встречала учительница, кажется, фея из какой-то сказки, красивая и добрая, и сидели мы в классе без углов… Ав другом помещении делали психофизическую зарядку, чувствуя, как наши энергии взаимодействуют и как и что мы можем душевно и ответственно передавать друг другу. Ну, принципы Вальдорфской педагогики у нас известны, и поэтому перейдем к следующему фрагменту нашей мозаики впечатлений.

Педагогический колледж «Бейт Берл». Отделение, на котором учатся будущие учителя начальных классов для еврейских школ. Аналогичное отделение, готовящее учителей для арабских школ. Wi-fi везде, потрясающие библиотеки (и библиотекари!), чистота и уют. Доктор Н. Грунис прочитала нам настоящую академическую лекцию о системе педагогического образования в Израиле, более детально – о программах колледжа. И – удивление. В колледже, кроме девушек еврейского и арабского происхождения, желающих стать учителями, учатся еще и мужчины, получающие подготовку в области управления в различных социальных сферах. Это бывшие военные, полицейские, пожарные и пр. Вывода на поверхности два: в Израиле понимают ценность гуманитарного социально-педагогического образования для мужчин, особенно «боевых» профессий; это прекрасная возможность косвенно повлиять на судьбы молодых девушек-учительниц (чего греха таить, учась и работая в почти полностью женских коллективах, молодые учительницы  нашей страны понимают сложность устройства своей личной жизни и оценят инновацию израильского педагогического колледжа).Еще одна неожиданность: в нашем ставшем родным автобусике мы едем пять минут и оказываемся в Академии искусств, каким-то образом ассоциированной с Педагогическим колледжем. Нас встречает потрясающая МириамГамбурд – французские, бельгийские, еврейские корни, образование - Ленинградская академия искусств, сейчас – скульптор, график, преподаватель истории искусств, изысканный литератор.  Сама по себе – произведение искусств. Спокойный рассказ о подготовке в области изобразительных искусств и показ скульптурной мастерской. Умение выделить главное – как в достоинствах, и в недостатках. Мириам никак не может смириться, что такой курс истории искусств, какой она получила когда-то в СССР, сейчас не востребован. К ней приходят студенты с совершенно конкретным запросом, например, мне нужны два спецкурса по истории искусств, я хотел бы взять историю Древнего Египта и австрийский сецессион. Мириам страдает, ей необходимо встроить эти фрагменты на единой линии исторического развития культуры и искусства, она отказывается понимать, как можно обойтись, например, без искусства эпохи Возрождения. Но приходится смириться: фрагментарность и специализация – тенденции современного образования, отнюдь не только художественного, энциклопедисты и широкие специалисты – уходящая натура, впрочем, как кажется, и самаМириам…

Мы поднимались по ступеням израильского образования все выше и выше, и вот, наконец, классический университет. В Тель-Авивском университете нас встречает опять же наш бывший соотечественник, профессор Григорий (Цви) Лившиц. Между прочим, генетик года (звание мирового уровня, присуждено ему в 1999 году). Кроме родного университета, преподает в Лондоне и … Казахстане. Показывает нам аудитории, лаборатории, прогуливаемся по территории всего университета. У себя в кабинете спокойно и системно рассказывает о своем видении современного университетского образования, живо реагирует и отвечает на наши вопросы. Мотивация студентов, чтобы посещали занятия, делали задания, старались учиться? Нет такой проблемы: конкурс на медицинский факультет – 70 человек на место, приходят уже мотивированные.  Основная работа профессора – научная (90 % рабочего времени). Аудиторных часов у Цви – 4 (!) часа в неделю. Все остальное время – в лаборатории. Студенты рядом, должны научиться делать настоящие научные исследования. Учебный процесс хорошо материально обеспечен, но наука получает приоритет в финансировании, как из фондов университета, так и грантов. Главное – доказать, что это настоящая наука. Так что у профессора очень нелегкая и не самая приятная функция – фандрайзинг. Интересно проходят вступительные экзамены – здесь недостаточно принести сертификат с великолепными оценками по тестированию, аналогичному нашему ЕГЭ. Кроме спецпредметов, которые лежат в основе выбранной специальности, обязателен свободный английский, ведь обучение часто будет вестись на английском языке, и читать профессиональную литературу, самую новейшую и передовую, нужно с первого курса. Вдобавок к сертификатам будет большой день очных испытаний, когда как будто невзначай проверят  твои личностные и в то же время профессионально важные качества. Например, случайно (понятно, что ничего случайного в этих испытаниях не бывает) тебе приходится столкнуться с кровью, и в немаленьких количествах. И твоя реакция – не на словах, а вот она, реальная, в поведении. Процедура защиты докторских диссертаций сразила меня наповал. Когда диссертант и его руководитель считают, что работа полностью готова, они отсылают ее … в некую инстанцию, практически безымянному адресату. Эта инстанция отправит работу двум всемирно признанным экспертам в разные страны (поэтому язык написания диссертаций единый – английский), но кому – этого никогда не узнает ни диссертант, ни его руководитель. Если оба эксперта написали хорошие отзывы и считают автора работы заслуживающим докторского звания – оно просто присуждается. Никакой процедуры очной защиты вообще нет. Точнее, очное выступление будет обязательно – но это, по сути, «концертное выступление» в стенах родного университета, торжественное представление своей работы  новоявленного доктора наук. Если в отзывах есть какие-то замечания – работа возвращается, ее можно «подчистить» в соответствии с рекомендациями. И отправить снова. И снова ждать отзывов от двух новых анонимных рецензентов мирового уровня. После этого рассказа не осталось у меня никаких вопросов, как нам можно реформировать нашу науку и решить проблему коррупции. А также почему этого не происходит. Будем надеяться, пока. Концертный зал в университете – один из лучших в столице – по техническому оснащению, комфорту и акустике. Поэтому здесь проходят не только торжественные выступления профессуры, но в этом зале любят и часто выступают лучшие концертные коллективы страны и гастролеры. Студенты обладают преимуществом при попадании на эти великие события. Еще одно, последнее в рассказе, впечатление, породившее море противоречивых размышлений. На территории Тель-Авивского университета – пять библиотек. Когда-то (и совсем недавно) они были полны читателей, сейчас – практически пустуют. Любой студент университета сегодня может закачать себе в электронном виде новейший учебник по любому предмету, вышедший только вчера, например, в США. Библиотеки перестают быть частью образовательного пространства? Грустно. Но, похоже, действительность такова.

В последний вечер, в шатре у бедуинов, после потрясающего рассказа принимавшего нас хозяина о философии воспитания бедуина, мы делились впечатлениями. Что для каждого из нас оказалось самым-самым важным, поражающим в самое сердце, в поездке?  Практически все, что было описано выше, было названо разными людьми. А вот в одном впечатлении мы сошлись практически единодушно. Хотя, казалось бы, это не было впрямую образовательное пространство, но именно там, как оказалось, мы получили один из самых важных уроков. И подобный урок получают  здесь многие, в том числе молодые израилетяне. В один из первых дней мы посвятили вечер посещению центра для слепо-глухо-немых людей «На Лагаат». Сначала это был ужин в совершенной темноте (потрясающие впечатления!), а потом спектакль «Не хлебом единым жив человек» (с русскими субтитрами). На сцене люди, очень сильно ограниченные в своих возможностях, и добровольцы, которые работают с ними, помогая говорить, двигаться, танцевать. С начала спектакля замешивается тесто, печется хлеб, и под это действо каждый актер рассказывает о себе, выражает себя. Спектакль заканчивается кульминационно – настоящим, полноценным и таким приятным контактом: зритель поднимается на сцену, его угощают только что выпеченным хлебом, и ты ощущаешь хлеб физически, телесно – он такой горячий, и удивительно пахнет, и просто сил нет, как хочется его попробовать… и ты можешь подойти к любому актеру, ко всем по очереди, обнять и сказать ему все, что думаешь и чувствуешь в этот момент. И ты абсолютно уверен: Не хлебом единым жив человек. Счастье есть!

Впечатления Т.В. Ляшко: «В один из вечеров в Тель-Авиве мы отправились на спектакль «Не хлебом единым». Его актёры слепые и глухонемые люди (кто-то полностью, кто-то частично). Мы пришли раньше указанного времени и стояли возле театра. Подъехала машина. Из неё с радостным возбуждением стали выходить люди. Что-то странное было в их лицах, позах и жестах. Это были актёры. Их лица улыбались! Эмоциональные жесты. Предвкушение события. Их сопровождали зрячие молодые люди, видимо, волонтёры. Они не говорили. Но во всём было столько динамики, эмоций.

Перед спектаклем нас ждал небольшой «сюрприз» - ужин в полной темноте! В фойе в специальных шкафчиках оставляли всё: сумки, пакеты, а главное, то, что могло бы хоть немного осветить помещение – мобильные телефоны и прочее. Официантка – слабовидящая девушка – попросила нас стать «паровозиком», держаться за впереди стоящего и следовать – в полную темноту. Заходили мы группами человек по 7-8. Пока мы ждали своей очереди две дамы вышли – не смогли находиться в таком состоянии. Мы же паровозиком отправились на испытание. Благополучно дошли до стола, нащупали стулья, расселись. Всё казалось, что вот пройдёт несколько минут, глаза привыкнут, и всё прояснится. Но нас окутывала темнота. Стало происходить доселе неведомое: тело словно растворилось в пространстве, остался только звук – ты сам был этим звуком и, казалось, мог распространиться, как волна, до тех пор, пока не соприкоснёшься с другим телом, объектом, обнаружив границу. Каждое движение – новый опыт: вот пробуем налить сок (предупредили - он в кувшине) в бокал, а где салфетки, а как есть вилкой и ножом – проще просто руками (что многие и сделали!) – так ощущаешь, точнее. Предполагаешь, что бы это могло быть. Что будем есть - никто из нас не знал, заказали «сюрприз». Время тоже растворилось. Пора выходить, а кажется, прошло минут десять. Вышли возбужденные: выдержали, не перепугались, и поесть смогли, и не пролили, и не разбили! Да, как «экстрим», попробовать – можно, и, может быть, нужно. Но как же они постоянно в такой ночи… Мы-то ещё разговаривали, а у них и этой возможности нет. Только то, что чувствует тело – только ощущения. И вот эти люди подготовили нам спектакль. Зал полон. На сцене настоящая хлебопекарня. Мастера и мастерицы месят тесто, разминают и опять скатывают в шар. Каждый жестами рассказывает о себе, а один из актёров, слепой, но умеющий говорить, рассказывал, о чем идет речь. А между тем руки актёров постоянно были заняты делом, вот уже из теста сформированы маленькие булочки, вот их разместили на противни и здесь же на сцене поставили в разогретые духовые шкафы. Потом были маленькие миниатюры о счастье, о любви, о весеннем дожде… Что ни человек – отдельная история. Смотрел и забывал, что эти люди не видят, не могут говорить, казалось, мы так хорошо понимаем друг друга, чувствуем горе и радость их героев. Вот и последние слова: «Только ваши прикосновения скажут актерам, что вы рады были увидеть спектакль и готовы разделить с нами наш хлеб». Весь зал цепочкой, словно живой ручеёк, продвигался к сцене. Зрители подходили к актёрам, прикасались к ладоням, что-то говорили, забывая, что их не слышат, благодарили, брали только что испеченную булочку и выходили из зала. Кто из нас в этот момент был более счастлив? Актёры, обделённые от природы или мы? Нет, они не считали себя несчастными! Каждый живёт полной жизнью, радует других и радуется сам.Счастливым или несчастным человека делают не обстоятельства, а отношение к ним. Эти люди приняли как факт то, что они глухи и слепы, и стали жить, исходя из этих данных, не считая их несчастьем. Ведь не считаем же мы таковым данный нам от природы рост, цвет глаз и прочее. В жизни так много поводов для счастья!»

Именно это ощущение мы получали ежедневно, ощущая разнообразные грани этой удивительной страны и его, такого богатого альтернативами, образования. Счастье есть! И оно в образовании. И оно в путешествии. И как же справедлив афоризм: не тратьте деньги на одежду, тратьте их на путешествия. Какая разница, сколько лет вашим кедам, если вы гуляете в них по Парижу, Иерусалиму, Афинам, Праге, Флоренции, Стокгольму, Вене… И вы счастливы.